Я — внучка блокадницы. Вчера не хотелось говорить, поскольку все эти акции, может, и хороши, но они незачем. От того, что две тысячи мальчиков и девочек встанут вдоль Невского со свечами, не произойдет того идеологического единения, на которое потрачены миллионы. Не будет его и во время парада. И сколько бы ни было роздано полосатых зеленых ленточек, новые поколения не поймут и не почувствуют. Есть события и даты, когда не нужно устраивать инсталляции.
Понимаете, память о блокаде, она для каждого, а не для всех… Это как совесть. Или она есть, или ее нет.
Когда идешь по той стороне, которая наиболее опасна при артобстреле, и инстинктивно переходишь на другую сторону, когда знаешь, что значат блокадные граммы и даже помыслить не можешь выбросить хлеб, когда вздрагиваешь от звука метронома, когда приходишь к Пяти углам и знаешь, что здесь когда-то текли сахарные реки, смешанные с грязью, но эти реки спасли сотни жизней. И еще ты знаешь, что все, что у тебя есть, это семья.
Ты можешь выжить, если не один.
Вот это главное понимание блокады, которое я впитала. Семья. Род. Семья может пожертвовать собой, чтобы продолжился род.
В ноябре 2013 года бабушка сломала руку. Перелом был тяжелый и без положительных прогнозов. В 91 кости как маца. Мы вернулись с дачи, а бабушка лежит. И бабушка так и не поняла, как я ее подняла на руки и перенесла с пола на кровать. Она — моя семья, мой род. Как иначе? Я только переживаю, что слабачкой оказалась — перетаскивала так, что бабушке больно было.
Перелом сросся на удивление хорошо и быстро, врач долго удивлялся. А что удивляться? Блокадники сильнее нас. В них такая сила и такое знание и понимание сути жизни… И все, что им нужно сейчас, не инсталляции, не парады и салюты, а чувство, что они не одни в этом городе. Это нужно для того, чтобы жить. Но те, кто остался, выживают.
