Из романа «Ку-ли» (Девять хвостов небесной лисицы).
Я неторопливо шла к метро. Ехать минут двадцать, до «Петроградской».
Мне всегда нравился этот район, чудом избежавший столь популярного нынче и жуткого в своем безвкусии новостроя.
Центр города не пощадили — за полтора года уничтожили восемьдесят исторических зданий, оставив после них либо уродливые ямы, либо серые гротескные коробки-отели.
Петроградку почти не тронули, за исключением нескольких домов на Карповке. Снесли и построили отель «Северная корона» − гостиничный саркофаг с прогнившими коммуникациями. Так и стоял призраком на набережной – непонятно зачем и непонятно для кого.
Здесь всем заправлял Каменноостровский проспект – «самая легкая и безответственная улица Петербурга», как сказал когда-то Осип Мандельштам. Именно эта удивительная самодостаточность – легкость и мнимая безответственность – отпугивала инвесторов. Они терялись, плутая по изящным улицам и проулкам, и, выходя к Северной короне, поспешно ретировались.
Особенно Петроградская сторона хороша в конце сентября и в заснеженном феврале, с первыми проблесками солнца.
В сентябре на точеные силуэты струится кленовое золото – желтое, красное, оранжевое. Оно шуршит под ногами, и ранним, промытым и чуть холодным утром, когда Петроградка спит, упоительно бродить по длинному проспекту Попова – от Каменноостровского до Аптекарской набережной. Снег выгодно оттеняет ее строгую, лишенную вычурности красоту. Четкие линии пробуждают смутное волнение, словно когда-то, давно, еще в другой жизни, я жила здесь и была счастлива. Правда, счастье длилось недолго и закончилось в одночасье — с тем, чтобы уже никогда не повторится.
Маленькой я любила гулять в Ботаническом саду, где в промозглый ветреный март зацветали первые азалии, а в конце мая, всего лишь на несколько часов, распускала прозрачные белые лепестки Царица ночи. И в эту, в такую, ночь я всегда чувствовала себя особенно живой и одновременно смертной, словно природа, запертая в теплицы, торопилась дать единственно верную подсказу.
В юности часами бродила по ночным улицам, забредала в кружевные уютные дворики; рассматривала высокомерные, наглухо застегнутые особнячки, подле которых легкой тополиной поземкой вились воспоминания.
Никогда не любила центр Петербурга – громоздкий антикварный магазин, пропахший нафталином чужих судеб. Я боялась и боюсь его пыльных шкафов и ящичков, тюков с тряпьем, ветхих альбомов с фотографиями.
Помнится, еще в тот, непонятный и сомнительный, период, полный намеков и случайных прикосновений, Марга затащила меня в антикварную лавку на Моховой.
− Смотри! – она искрилась невинной радостью. – Сколько здесь всего! У вас удивительная атмосфера. Чувствуется, здесь работают особенные люди.
Последние фразы адресовались продавщице – тридцатилетней усталой девице с варикозной сеточкой на бледных ногах. Она мгновенно попалась на крючок и улыбнулась в ответ, сделав тем самым новый вклад в Банк эмоций Марги.
Марга умела находить подход к любому: ее внешняя приветливость, яркая, запоминающаяся внешность, невероятная включенность в жизнь мгновенно привлекали и располагали к себе.
И только я знала, что радость эта фальшива от начала до конца, придумана самой же Маргой. Она умело использовала людей, добиваясь собственных целей, и сразу же вычеркивала отработанные контакты. В голове у нее два списка: «тот, кто еще пригодится» и «отработанный материал». Я тогда, как и сейчас, находилась в первом, но постоянно ждала, когда перейду во второй.
Иной – потусторонний – мир в лавке я почувствовала с первых же секунд и сразу же возненавидела это место. Замелькали тени прошлого, в ушах зашумело от многоголосья чужих историй, в горле запершило от пыли – стало трудно глотать и дышать.
Марга уверенно подошла к витрине. Стало понятно, что здесь она не в первый раз, и заранее подготовила мизансцену, в которой и мне предстояло участвовать.
− Покажите нам вот это колечко.
В ее прозрачную розовую ладонь, похожую на перламутрово-утреннюю раковину, лег перстень с рубином. Тяжелый, красивый, в широкой золотой оправе. Марга осторожно взяла кольцо и поднесла его к окну. На солнце рубин ожил, внутри зажегся алый свет, и стали видны две глубокие царапины. Крест-накрест.
− Примеришь? – Марга передала перстень мне.
Продавщица затараторила:
− Прекрасный выбор! Рубин – камень любви и жизни. Считается, что он дает своему владельцу неограниченную власть над людьми.
− Власть? – вскинула бровь Марга. – Мне нравится. А что еще про рубины говорят?
Девушка прошла неплохой мастер-класс:
− Маги считали рубины кровью драконов и с их помощью спасались от чумы. А в Индии камни растирали в порошок и добавляли в вино.
− Зачем?
− Для увеличения мужской силы, − продавщица шало стрельнула взглядом по охраннику.
− Что ты чувствуешь? – жадно спросила меня Марга. От нее пахло клубникой и полевыми цветами.
Стоило прикоснуться к перстню, как мелькнули алые всполохи. Меня отбросило на несколько десятков лет назад, когда погасла жизнь его последней владелицы. Перстень, казалось, ухмылялся и ждал новой жертвы.
− Возьмите! – Я положила украшение на стекло прилавка и, не сдержавшись, вытерла влажные руки о юбку.
− Красивое! – Марга обратила на меня обманчиво невинный, сияющий взгляд. – Я хочу его!
− Не покупай.
Она вдруг разозлилась:
− Почему? Себе хочешь?
К нашему разговору прислушались продавщица и охранник.
− С мертвого тела снято. Несчастливое. Горе принесет.
− Говоришь, как цыганка на вокзале, − пробурчала Марга. – Дурную энергетику с камня снять можно. В полнолуние на окно положить или святой водой опрыскать. Знаешь, сколько я на него деньги собирала?
− Твое дело. Хочешь – бери. И пойдем уже. Душно тут.
− А чье оно? – Марга надела кольцо на безымянный палец. Перстень сидел идеально, словно действительно ее ждал.
− Помнишь актрису Кэти Райх?
− Немку? – рассеянно уточнила Марга. Кольцо подмигивало кровавыми искорками. – Ее то ли зарезали, то ли задушили.
− Зарезали. Это ее кольцо.
Продавщица ойкнула и достала изумрудную подвеску:
− А про эту что скажете?
Охранник приблизился. Все трое, они взирали на меня с суеверным ужасом.
Аура подвески оказалась легче – затейливая, веселая, словно брызги шампанского. Я увидела юное прелестное личико, застывшее в ожидании. Девушка сидела на коленях пожилого дядечки, и тот застегивал на белой шейке золотую цепочку с кулоном. «Нравится, дитя мое?» − «Очень!» − «Скажи спасибо, как я тебя учил». Девушка покорно соскользнула с колен поклонника, расстегнула ему брюки…
− Сексуальная вещичка, − сказала я. – Тот, кто ее купит, не останется без мужского внимания. Вот только любви в нем не стоит искать. Скорее, корысть.
− Мне через неделю двадцать лет исполнится, − прошептала Марга. – Хочу особенное украшение, чтобы память на всю жизнь. Посоветуй.
− Выбирай новую вещь. Чужая энергетика опасна.
Марга заупрямилась:
− Не люблю новодел, в нем души нет. А здесь у каждой вещи – своя история. Видишь перчатки? Рука у женщины была узкая, узкая…. Даже моя «шестерочка» с трудом влезет. И пуговки перламутровые. Или веер… У меня дух захватывает, как представлю, на скольких балах он побывал.
Она кружилась по лавке, словно глупый мотылек, впервые увидевший яркое пламя. И чужая аура невидимой позолотой оседала на ее восхитительной бледной коже.
Я же по-прежнему задыхалась от призраков убийц, блудниц и людей с шальными рогожинскими глазами. Даже невинный на вид столик из красного дерева с изогнутыми ножками таил загадку. Под его двойным дном — любовная переписка величайшей русской балерины и высокородного любовника. Переписку так и не суждено найти. Не люблю, когда читают чужие письма. Тем более, написанные столь безупречным любовным языком.
Марга не смогла снять перстень.
− Если не куплю – умру! Он мне по ночам снится!
Моя страница в ВК: https://vk.com/public176523965
Другой отрывок из романа: https://mo-nast.ru/otryvok-iz-romana-ku-li-kassandra/
