…Такой твари Руна еще не видела. Юркий, скользкий. Вроде издали на волка похож, только слишком облезлый. Уши прижаты к черепу, хвоста нет. Лапы длинные, сильные. И когти на лапах, ой, спаси меня Хель. Такой коготь пройдет по плоти, и плоти не станет. Сколько ж нежити согрешило, пока его создавали?
А лицо человечье. Лицо мальчика. Глаза чуть навыкате, нос картошкой, обиженный раненый рот. Вот взглянул и скривился, будто обещали совсем другую забаву. А тут взял и обманули.
Тварь вышла на задних лапах. Обманчиво неуверенно, чуть пошатываясь. Руна сразу поняла — играет. Молодая, сильная, опасная. И запах от нее шел странный: словно в равных пропорциях смешали человеческий и животный, а потом от души плеснули магией. Глянь-ка, что там получится?!
И получилось.
Трибуны заревели, предвкушая знатную схватку. Но ни охотники, ни их добыча пока что не торопились.
Тварь сделала несколько ложных шагов — слишком вялых и слабых —теперь она сидела на корточках возле решетки и внимательно смотрела на соперников. Оценивала свои и чужие шансы. Оскалилась, заметив, как дрожит в человечьей руке острый меч. Зарычала, увидев натянутый лук. Ножи с палицей ей тоже не понравились. Задержалась взглядом на Руне. Руна усмехнулась и продемонстрировала руки, ладонями вверх. На миг показалось, что и тварь усмехнулась в ответ.
Восемь мужчин вышли вперед. Руна была девятой. Хоть и осыпали по привычке и недомыслию насмешками, тут ее знали, тут ее хорошо помнили. На счету Руны было три победы. И глубокий шрам поперек живота. Едва нутро в тот раз не потеряла. И другой шрам — по хребту. Тогда тоже тяжко пришлось. И третий — на шее. Кровь хлестала как река в мертвых землях Хель. Но ведь выжила.
— Не обижайся, девочка, но в этот раз ты не сдюжишь, — сказал старый Мэт перед боем. — Не про тебя задачка. Как увидишь, сразу поймешь. С королевской тварью никто не сможет совладать. Заговоренная она.
— И что теперь? — Руна перевязала запястья полотняными полосками. Ткань пропиталась настоем трав. — Ты же знаешь, без награды я не смогу вернуться. Без награды меня не примут. Там я никто, если денег с собой не привезу. Пусть тварь и заговоренная, что уж теперь? Сам знаешь, на любой заговор есть слово ответное, всяко создали ее те, кто создал меня. У нас одно начало.
Но Мэт не поверил. Поцеловал ее как в последний раз и ушел. Руну никто так еще не целовал. И не поцелует уже. Как мужчина, который любил, но теперь расстался.
Тварь вдруг взвыла и встала на задние лапы. Насмешливо сделала поклон в сторону игроков. Выпрямилась. А ведь и правда заговоренная — живот вроде как собачий, нежный, с розовыми проплешинами, вон как в бликах редкого солнца вспыхнула плоть. Только обман! Иллюзия! Плоть скрыта под кожей, которую ни меч, ни стрела так просто не пробьет.
Руна покачалась на пятках. Рядом сопели в доспехах соперники. Если она права, если прав старый Мэт, то у твари есть только несколько уязвимых точек. Вот только, где? Глаза? Горло? Пах?
И снова звук барабанов. Мерный и страшный.
Трубный звук — короткий и пустой.
Началось.
Она всегда удивлялась, как глупо ведут себя люди на арене. Будто думают, что достаточно первого сильного удара, и враг тут же падет. Кабы это было так просто! С первого удара можно курице голову снести, но на арене не ты охотник, на арене ты — добыча. Против тебя сила, мощь и магия.
Вот и в этот раз Руна не стала рваться вперед. Все же баба, зачем на рожон лезть, когда на арене и без нее полно героев? Прижалась спиной к каменной кладке, вбирала силу камня и смотрела.
Первого зверь играючи порвал от горла до паха. Второго от паха до горла. Третий зашел сзади, пока тварь кромсала четвертого. Одно движение, их осталось четверо, не считая Руны.
Трибуны орали и плакали. Вот покатилась голова пятого, упало то, что осталось от шестого. Седьмой не успел вскрикнуть, останки восьмого втоптали в грязь.
Один на один.
Вот теперь можно отделиться от стены.
Тварь посмотрела на Руну и принюхалась. Пропитанные травами полоски на запястьях стали мокрыми от пота. Руна подняла с земли нож — теперь правила не имеют значения — и сделала обманное движение — ушла влево. Тварь не поддалась на глупую уловку. Она расслабленно стояла на задних лапах и лениво почесывала промежность. Казалось, что все здесь ее вдруг перестало интересовать. Руна казалась легкой добычей, она и была таковой, пока не метнула нож. Тот влетел в мохнатую ключицу, и два вопля — звериный и человеческий — потрясли трибуны.
Что-то не так.
Чуткое ухо Руны расслышало сдавленный всхлип с королевского трона: «Сыночек!».
Нож вошел по самую рукоятку. Зверь упал на колени: «Мама-мама, за что?».
Руна инстинктивно попятилась. Вот, значит, кем заговоренная.
Кто же тебя заставил, величество твою мать? Ответ пришел сам собой. Тот и заставил, кто рядом сидит и за ручки королеву держит. Не такого сына он желал, чтобы сейчас мучиться сожалениями.
Ай-ай-ай…
Руна приблизилась, тварь ощерилась. Выпустила когти. Так просто она не сдастся.
— Что за время такое, жесткое? — тихо сказала Руна. — По пятам за нами идет смерть, но сколько ни беги, не убежишь. Найдет. Ни ты, ни я не хотим умирать, но кому-то сегодня придется…
Тварь снова зарычала. Сколько ж у нее зубов, и все острые! Сколько когтей и сколько тоски в мальчишеских глазах. Тоски и страха. С неба шел соленый снег, мгновение, и стало невозможно дышать.
Трибуны ожили:
— Убей! Убей! Убей!
Вот только кому они кричали? Чья смерть сегодня стоила дороже?
Руна опустилась на землю. В глаза ударило небо. Злое и бесноватое.
— Я устала, — сказала она. — Устала быть такой, какая есть. Если хочешь — убивай. Хочешь — жри. Мне плевать, что ты со мной сделаешь.
Последние слова прозвучали в тишине. Зверь зарычал и встал на четыре лапы. Осторожно приблизился, обнюхал. Руна лежала, подставив горло. И тварь легла рядом, прижавшись дрожащим телом. Руна сняла с рук повязки, резким движением вытащила нож и заткнула рану. Ткань стала красной, кровь как человеческая, зверь жалобно заскулил, прижался еще теснее.
Он лежали посреди арены в тишине, и сверху саваном падал снег.
Руна теперь шептала в самое ухо:
— Спи, маленький, засыпай. Сейчас холодно, потом тепло придет. Я расскажу тебе сказку. Нам с тобой всего-то и осталось — мне сказку рассказать, тебе послушать. А боги и судьбы сами решат, что с нами делать. Тише-тише, родной, не скули. Так вот тебе сказка.
Они не полюбят. Никогда. Ни тебя, ни меня. Судьба у нас с тобой такая — жить без любви и сражаться. Они любят только своих, да и то до поры до времени. Будешь своим — станешь чужим. Так всегда происходит.
Чувствуешь, какой снег соленый? Он как наш слезы. Сколько слез, столько и снега. Джон взял меня, когда мне было пятнадцать. Сказал, что я как камень — все снесу и выдюжу. А главное — вытащу. Сестер, их мужей, их детей, его самого. А он знаешь, какой тяжелый? Как самый сладкий грех. Чем больше пробуешь, тем тяжелее становится. Но я никогда не жаловалась. Я несла их всех. Всех вместе и каждого по одиночке.
Однажды он привел Магдалену. Видел бы ты ее, сыночек. Даже в сказках таких красавиц нет. Кожа белая-белая, волосы длинные, мягкие, золотые… Солнце выйдет, бывало, и вся она вспыхнет, и светло становится. Глянет, а глаза синие. Даже у Смерти таких глаз нет, а у Магдалены есть. Сама ладная, аккуратная. Все при ней — груди, бедра, между ног так хорошо у нее, так сладко пахнет. Джон как-то провел рукой и дал мне понюхать. Вот так женщина, которую хотят, и должна пахнуть.
Спи, мой маленький. Я тебе еще про Магдалену расскажу. Такую красоту хочется своей сделать. Чтобы больше ни у кого такой не было. Вот Джон и не устоял. Разве можно красоту не любить? Я ее тоже приняла. В свою постель положила, перинкой легкой накрыла, чтобы белые ножки не мерзли. И роды приняла. Дважды. И стало у Джона счастье, а у меня ничего. Ты спи-спи, засыпай, снег нас укроет, никто не найдет.
Нас никто не будет любить, сыночек. Мы с тобой никто. Прижмись ко мне крепче, я тебя обниму, как никто не обнимал. И поцелую, как даже твоя мать тебя не целовала. Ты — это ты. Такой, как есть. Но ты имеешь право на жизнь. И ты имеешь право на смерть. Не я отняла его у тебя, но я тебе его верну. Закрой глаза, сыночек. Баю-бай…
Она поцеловала существо. Нежно и горестно. А потом вогнала нож туда, где затихало сердце. Через броню и стальную кожу. Все мягчеет, когда есть доверие.
Моя страница в ВК: Анастасия Монастырская (vk.com)
Другая история: Пенелопа | Анастасия Монастырская (mo-nast.ru)
