Отрывок из романа «Без вариантов»

***

– В Вероне все первым делом идут к Джульетте, – сообщил Хведрунг. – Китайцы, немцы, русские. К полудню в этом засранном дворике не протолкнуться. А мы не пойдем. Дурацкая традиция гладить медную грудь и загадывать желание. И еще более дурацкая – залезать на балкон и думать о любви.

– Ты не любишь Шекспира?

– Шекспир – нормальный парень. Не дурак и не сволочь. Хотя зря он все это написал в компании таких же не дураков. Человечество могло развиваться чуть медленнее, используя каждый из сюжетов раз в столетие. Шекспир задал темп, и все побежали. Когда догоняешь – думаешь только о том, чтобы догнать. А когда это происходит, оказывается, что все важное пропустил, пока бежал. Полная ерунда получается.

– Значит, Джульетта вне ознакомительной программы. Чем займемся?

– Пойдем в гости, – Хведрунг откусил большой кусок от панини с пастрами и сыром, и глотнул кофе. – Ешь, в гостях нас никто кормить не будет… И поить, кстати, тоже. И в туалет не забудь зайти, там с этим тоже некоторая напряженка.

– Унитаз забыли поставить?

– Сама увидишь. Но я тебя предупредил.

Вообще с Хведрунгом было проще, чем без него. Он не напрягал. Ни в чем. Если мне что-то не нравилось или если я злилась, Хведрунг исчезал. И возникал в тот самый момент, когда я думала о нем. Выпрыгивал из толпы со стаканчиком кофе, мороженым или сломанным цветком, выдавал очередную порцию белиберды, и тащил в очередное приключение. С ним я почти не думала о Лее и о том, что мне незачем жить. С ним появлялся смысл, хотя и несколько сумасшедший смысл, если вдуматься. В конце концов, он был прав. В Италию меня привел синий шерстяной клубок. Я бросила его в карту, и клубок залип на сапоге, аккурат там, где значилось – Верона.

Я уже привыкла, что я все время куда-то еду, и нет цели. Оказалось, что так тоже можно.

Грязные вещи оставались в гостинице, я просто заходила и покупала новые. Список был отформатирован: зубная щетка и паста, пара белья, носки, футболки, свитер и джинсы. Все остальное можно было найти в гостинице. Раньше я никогда не жила налегке: в любую поездку мы ехали с большим багажом, и весь маршрут был продуман до мелочей. Если я что-то забывала, теряла или путала, Алекс злился и наказывал меня. Я мучилась от того, что он идет впереди и молчит, а я тащу за ним чемоданы.

– Твой бывший – говнюк! – сообщил Хведрунг. Он пристроился рядом и протянул кулек с жареными орехами. – Как вы с ним познакомились? Хотя подожди, угадаю! Ты была Золушкой, поехала на бал и потеряла хрустальную туфельку. Он тебя нашел, объехав все королевство, и вы жили недолго, но вполне счастливо.

– Вообще-то, мы познакомились на мосту.

– Из зала кричат – подробности. Фундук не бери, он пережарен. А вот кэшью вполне съедобны. Так на каком мосту соединились ваши юные сердца?

– Я увидела руны на Большеохтинском мосту и стала их фотографировать. Он подошел и спросил, что я делаю. Так все и случилось.

– Случилось – что?

– Знакомство. Любовь. Лея.

– Допустим, знакомство и Лея. Но не любовь.

– Ты свечку держал возле нашей постели?

– Возможно. Зачем он был нужен тебе еще можно понять, но зачем ты – ему?

– Со мной все так плохо?

– С тобой всё как раз хорошо. Плохо было с ним. Всегда. Разве не так?

Мы свернули на еще одну узкую улицу, и людей не стало. Хведрунг молчал, грыз орехи, пинал камушек, а я думала над его словами.

Почему именно Алекс? Кто его выбрал – я? Или он сам сделал все, чтобы я вышла за него?

– Раньше ты любила танцевать, – сказал Хведрунг. – Помнишь? Танцевать и летать. В тебе было столько легкости, что, когда ты шла, всем казалось, что ты летела. И мир летел вместе с тобой. Люди улыбались. Ты их вдохновляла, Джейн. Ты вдохновляла саму жизнь, пока не появился он. Помнишь, какие были руны на мосту?

– Беркана. Дагаз. Гебо. Феху.  Посредине Иса, а по обе стороны от нее – перевернутая Лагус. Все вместе они составляли рунный став.

– Он остановил твой поток. Именно там, на мосту. Он остановил твою жизнь. Ты зачем-то взяла его за руку и оказалась не в своей сказке.

– Он любил меня, а я любила его.

Хведрунг тоже взял меня за руку и провел по ладони, на которой не осталось ни одной линии:

– Видишь? Он стер твою жизнь. Любви не было. И Лея тому доказательство, не так ли?

Мимо нас прошел Ромео и плюнул в Хведрунга.

– Как же ты мне надоел, – беззлобно пробурчал рыжий и позвонил в дверь.

Открыли нам не сразу.

***

Воробушек.

Не больше четырнадцати. Близорукие глаза, нескладная фигурка. Пальцы в разноцветных пластырях. На щеке синяк.

– Вы к нам? – она спокойно оглядела Хведрунга, потом меня, и снова взглядом вернулась к Хведрунгу. – Ты – рыжий. И она рыжая. Почему?

– Верно. Я рыжий. Она рыжая. Так задумано. И мы к вам. Ты – Джули. Отец дома?

– На кухне, – девчонка посторонилась, пропуская нас. – Зачем он вам?

– Когда слишком много вопросов, Джули, они обычно остаются без ответов. Пошли, Джейн, познакомлю тебя с сеньором Монтекки. Тебе он не понравится. Но так надо.

– Всегда мечтала быть рыжей, – сообщила Джули в спину.

– Так что тебе мешает? Покрась волосы.

– По-настоящему рыжей. Чтобы веснушки и волосы как осень. Краска – обман, как и все вокруг.

Она дернула меня за рукав:

–  Дальше не пойду.  Не хочу его видеть.

В кухне пахло давлеными помидорами, розовым перцем и свежим базиликом. Сеньор Монтекки раскатывал тесто.

– Я занят. Дверь там.

Хведруг рассмеялся:

– Ты как всегда – сама любезность, Меркуцио. И хоть ты не рад, мы все же присядем.

Он галантно отодвинул тяжелый стул, я опустилась на деревянное сиденье как королева-самозванка, Хведрунг уселся рядом.

– Как жизнь? Как Джули? Что нового?

Сеньор Монтекки присыпал тесто мукой.

– Меркуцио готовит потрясающие равиоли. Особенно мне нравится со шпинатом и рикоттой. М-м…очень вкусно! Но он, конечно, не даст их попробовать. И, конечно, не нальет вина из того старого бочонка. Ведь сеньор Меркуцио не хочет помощи. Она ему не нужна.

– Тогда зачем мы сюда пришли, Хведрунг?

– Из-за Джули. Она скоро умрет.

Скалка с грохотом упала на пол. Меркуцио достал из шкафа три пузатых бокала – один синий, два зеленых. Наполнил их до самого края красным вином. Синий протянул мне.

– Ты как Ратотоск, Хведрунг. Любого выведешь из себя.

– В этом моя суть. Твое здоровье, дружище.

Мы выпили. Вино напомнило счастливый летний день накануне беды.

– Обед будет готов через час. Я позову.

Мы с Хведрунгом бесшумно закрыли дверь, и тот вытер взмокший лоб.

– С ним тяжело, я знаю. Но мы добились своего. Хочешь поближе познакомиться с Джули?

– А у меня есть выбор?

– Посмотри на клубок.

Тот был ярко-синим, пальцы коснулись пульсирующего узла, и на коже появились ожоги.

– Ты там, где и должна быть. Иди к Джули – по коридору прямо, а потом направо.

– А ты?

– Мне надо поговорить с Меркуцио. Без свидетелей.

Я прошла по длинному коридору. Ноздри уловили аромат свежевыглаженного белья и лаванды.

– Папа тебя выгнал? –  на коленях Джули лежало платье, девочка вышивала подол серебряными нитками.

– Пригласил на обед.

– Ого! Значит, ты важная шишка.

– Что делаешь?

– Шью платье цвета ночи.

– Зачем?

– Чтобы уйти.

Джули взмахнула руками, и тонкая ткань взметнулась под потолок подобно птице. На мгновение стало темно. Затем снова наступил белый день. Джули отложила платье и подошла ко мне:

– Они ничего тебе не объяснили.

– Похоже на то.

– Отец говорил, что придет рыжий бог и приведет консультанта. Только я не думала, что это будешь ты. Ты такая…

– Какая?

– Жалкая. Не крутая. Это не ты – тебе должны помогать.

– А я должна помогать?

– Ты же консультант. Рефери. Обрубающая узлы. У твоей должности много названий. Ты переходишь из сказки в сказку, из истории в историю, и у тебя есть синий клубок. У кого-то клубок красный, у кого-то зеленый, а у тебя синий.

– А что в нем такого, в этом клубке?

– Ты даже этого не знаешь?! Все еще хуже, чем я думала. Ты не сможешь мне помочь. Иди на кухню. Обед готов.

– Подожди… – я подошла к ней совсем близко. – Можно попросить?

– О чем?

– Обнять тебя.

– А это еще зачем?

– У меня была дочь. Твоего возраста. Она погибла.

– Если обнимешь, станет легче?

– Не знаю. Но не попробуешь – не узнаешь.

– Хорошо, мне не жалко. Только не обнимай слишком сильно, ладно?

Она доверчиво прижалась, и мир застыл на мгновение.