Шлеп-шлеп, шарк-шарк. Теплая рука коснулась лба.
Шлеп-шлеп, шарк-шарк. Дуновение. Холодная ткань на лицо. Капли стекли, и Джейн поймала их распухшим от сухости языком.
– В тебе совсем не осталось жизни, милая. Разве можно человеку так долго играть с богами?
– Смерть и Время не желали мне зла, – Джейн с трудом открыла глаза, но в сумраке не смогла разобрать, где находится. – А с остальными, кажется, я разобралась.
– Смерть и Время никому не желают зла, но и добра они тоже не желают, – сильные руки помогли Джейн приподняться. – А что касается остальных, то мы дорого платим за твои ошибки. Сегодня одним богом стало меньше. Да и судьбы, увы, больше не вечны. Выпей отвар, и мы подумаем с тобой, что делать дальше.
Мята, лаванда, горные травы. Джейн послушно глотала настой из глиняной плошки и прислушивалась к себе. Живот был впалым и казался пустым.
– Твои дети живы. И ты жива, – голос, казалось, был повсюду. – По крайней мере, пока. Ох, и натворили вы дел, девочки, теперь узлов не распутать, не развязать.
– Значит, придется рубить. Привычная работа, – Джейн протянула в пустоту плошку. Пустота приняла. – Мне пора, загостилась у вас.
– Иди, если путь знаешь. Кто я, чтобы указывать тебе?
Шатаясь от слабости, Джейн встала с постели и сделала несколько шагов. Упала, поднялась. Голос молчал. Толкнула тяжелую дверь, та открылась легко. Джейн вышла из дома. Дверь тут же захлопнулась за спиной. Тьма. Не разобрать – день ли, ночь ли, утро…
Где она и куда теперь?
Тут и там была пустошь. Тут и там покоились валуны. Тут и там гулял ветер. Hag, hag, hag, – пел ветер, и каждое hag камнем вонзалось в тело Джейн. Она сделала шаг и снова упала.
– Где я?
– На краю миров, – все те же руки подняли ее и повели обратно к дому. К маленькой лачуге среди старых камней. – Сюда приходят все дороги, здесь они становятся одной. Но ты не знаешь своего пути, девочка. Значит, надо вернуться и принять помощь. Второй раз не предложу.
– Кто ты?
– Я та, кто открывает путь. И та, кто его завершает. Пойдешь со мной?
– Теперь да.
В доме было тепло и уютно. И светло. Словно детство обошло полный круг жизни и снова вернулось. Джейн легла в постель и благодарно приняла плошку с отваром. И только потом впервые решилась взглянуть на хозяйку.
Маленькая, юркая, она передвигалась так быстро, что за ней было не уследить.
– У тебя нет лица, – сказала Джейн. – Но я все равно его вижу. Просто я знаю, что оно не твое.
– У меня тысячи лиц. И каждый видит то, какое хочет. Вот ты кого видишь?
– Мою бабушку. Ты на нее очень похожа.
– Я помню ее, – сказала хозяйка. – Видела в зеркалах. Хорошая была женщина, с характером. Ведьмачила потихоньку, когда никто не видел. Твоя мать многому у нее научилась. Мне нравятся такие женщины, как твоя бабушка. На них весь мир и держится. Однажды и ты тоже станешь такой, и будешь держать свой мир, а потом передаешь его своей внучке. Ты будешь жить долго и, может быть, иногда даже счастливо. Все в твоих руках.
– Я знаю, кто ты. Ты – Калех, – сказала Джейн. – Или Килох Вайра. Ты та, которая ела яблоки, когда мир был только зачат. Ты бессмертна, и в тебе вся женская сила этого мира. Посох твой, – Джейн кивнула в сторону крепкой палки у двери, – дарует проклятие или благословение. Как ты того пожелаешь. У тебя тысячи лиц и только один глаз. Точнее, один глаз видимый – для живых, а другой невидимый – он для мертвых.
Ты – великая Калех. Ты знала богов, ты знала королей, ты знала героев. Ты начало и конец наших дней. Так о тебе говорят, великая Мать.
– Долго же ты гадала, – рассмеялась старая женщина и уселась в кресло напротив. Вытянула ноги и блаженно вздохнула. – Устала я, девонька. Вытащить тебя из неправильной сказки – та еще задачка. Не всякий бы справился, а я смогла.
– Ты старше Гекаты и старше Хель, – Джейн внимательно рассматривала хозяйку. Таких, как ты уже и нет.
– И не будет. Мир уже не тот, теперь он бесплоден и не способен создавать нам подобных.
